Ольга ВАЛЕНЧИЦ ©

ЧИТАЙ ПО МОЛЧАНИЮ


АЛЛЕРГИЯ НА ВНИМАТЕЛЬНЫЙ ВЗГЛЯД

Пусто сегодня; и ладно бы в доме -
в той, прожигающей платьишко, домне.
Дистиллированный вкус междусловья.
Поза и зрение - совьи.

Страсть как хотелось бы стать неземною.
Страсть молчаливо подсела. Со мною -
как на игле - и не надо б, а жутко
хочется вечного - в шутку.

Тысячелетия боремся с болью,
той, что внутри - кристаллической солью
в раны снаружи, посредством соитий.
Пухнут архивы событий,

память стирает за давностью важность.
И мимолётная зрения влажность -
лишь на внимательный взгляд аллергия.
Жизнь неподвижна без кия.
 

ПИТЕРУ

Мосты сомкнули губы. Львиный зев
красоткой из провинции обласкан.
Бежать от тлена старости, присев
на вечную минуту! Серый лацкан

залива отутюжен для картин
студентов Академии художеств.
Границы ночи стёрлись; дикари-
влюблённые болеют ломкой тождеств.

Булыжники, ввезённые назло
природным основаниям - припали
к останкам безымянным. Их число
превысило объёмы стылых спален…

…Но город врос в болото, в небо, в век
страдающего ростом Просвещенья,
как в сплавы - двухметровый человек,
безумец, всей державы воплощенье…
 

КОПЬЁ В БУДУЩЕЕ

Сумерки, как воронка,
втягивают в себя
город. И звёздно, звонко
падает ночь. Сипя

переболевшим горлом,
звук привокзально бьёт
в спину… Ушедшим скорым?
Свистом строки? (Копьё

в будущее - о прошлом!)
Здесь, на моём краю
неба, темно и тошно
от пустоты в раю,

т.к. аншлаг у ада.
День, возродись жнивьём,
моросью, снегопадом,
таяньем, вороньём…
 

* * *

Людмиле Штерн

Некому в нас красноречье
вытравить. Мир в меньшинстве.*
Снег прикрывает увечья
и уличает в родстве

жертвам - преступников. Те же
лёгкие, полные ах,
веки, которые смежив -
падаешь в небо во снах…

Но, безнадёжный, как слово,
брошенное на погост -
мир разгибается снова,
высеченный в полный рост.

*аллюзия к стихотворению Бродского "…в эту пору - разгул Пинкертонам"
 

ШЁПОТОМ - НЕЧТО ВАЖНОЕ

Строку сорву, как облако
ветром, в письме грядущему -
вашим счастливым обликам;
ранам сердец. Крадущему

память - воздастся сторицей.
Вязью древней кириллицы
нынче бессмертье строится.
С ветхой страницы ринуться

в чьё-то дыханье влажное,
и, словно бы нечаянно,
шёпотом - нечто важное
вызволить из молчания.
 

ПЕРВАЯ В ЖИЗНИ ЛАСКА

А.Я.

Резко, до спазма в мышцах,
стисну - попробуй силой
выскользнуть в небыль, милый!
Здесь носят жизнь на лицах,

смерть заложив за ворот.
Дайте же панацею
от уходящих! Целью
высшего разум вспорот.

Господи, потеряю?!
Связки сомкнув изгоя,
требую за него я -
шанс… не достигнуть… рая…

Всё же - рождённый - плакать -
плачет в моих объятьях.
Простыни красной платье.
Первая в жизни ласка.
 

ФЕВРАЛЬ ДЛИННЕЕ ПРОЧИХ…

Февраль. На лунном диске след пера.
Исколотое небо льёт чернила
в пробирки труб. Здесь пустота вчера
и завтра равнодушно отменила.

Февраль. Заложник медленных больных
ночей, которым не найдёшь лекарства.
Пусть в выборе финала не вольны,
но за глоток любви даём полцарства…

Февраль. Длиннее прочих февралей
на ночь, на молчаливое свиданье
со снегом. Небо, мне ещё налей
чернил для искаженья мирозданья.
 

ИН-САЙТ, ТЕРПИ!

Статисты страшно тревожат нервы.
Ведь достоверно по существу -
здесь, по статистике, каждый первый
способен сдохнуть. А я - живу.

Пишу, подписываюсь, меняю
запасы шариковых чернил.
И с каждым словом себя сминаю,
но мир пока что не изменил.

Май гад, должно быть, усмешку прячет
поглубже в небо, за горизонт.
Там, видно, трудятся сотни прачек,
чтоб облака очищали зонт,

асфальт, ботинки, мои огрехи.
Друг, открывая ин-сайт, терпи!
Поскольку, выделив "на орехи",
Всевышний масла подлил в стихи.
 

* * *

Средь капелек, мерцающих морзянкой,
есть те, чей свет достиг меня в момент,
когда я здесь. И рождена славянкой.
Когда ты там. А их - далёких - нет.

И этот мост небытия с реалом
осмысливать сложней, чем проживать.
Взлетаем в ночь поэзией, астралом,
а оболочки - падают в кровать…
 

* * *

Лист, покраснев за мои стихи,
осень призвал, чтобы скрыться в палом
слое; а ночи теперь тихи.
Реконструировать что ли спальню

под мастерскую? Кровать - мольберт.
Ниц, чревом кверху, портрет бесплодья.
И обречённо идёт мой перст
на диалог с ненасытной плотью

красок. От запаха кружит пол.
Где ж ты, забытая Богом встреча,
радость, что силой сойдёт за боль,
уничтожая бездарность речи.
 

* * *

Читай по молчанию. Пропасть
нечаянных слов бесконечна.
Я стану возделывать робость
в себе - если сможешь, конечно,

прочесть, словно с чистой тетради.
От ведьмы до ангела - нежность
и что-то неясное, ради
чего по-над крышами снежность…

Так плачет ребёнок бездомный,
чьи крылья ещё не окрепли…
Единственный, грешный, бездонный,
читай по отсутствию реплик…
 

АДАМ МИНУС ЕВА

Многим своим убыткам
радуюсь, ибо ими
грезят теперь другие.

Выдержав страсть как пытку,
как катастрофу - имя,
не подаю руки ей.

Но - рецидивом - чьи-то
острые - в память - очи.
Простынь меняю с кожей.

Пара манёвров - чисто.
Я, как и прежде, точен,
выбрит и подытожен.

День даст вина и хлеба.
Ночью, впадая в детство,
чувствую болью в нёбе

голос любимой - ей бы
вырасти по соседству,
да не хватило рёбер.
 

* * *

Я верить не умею в полной мере
ни в господа, ни в чёрта, ни в тебя.
А те, кто, фантазируя, уверен,
что проникает в сущность бытия -

достойны восхищения. Тем боле,
что стойкость предрассудков прёт сквозь век
не только Просвещенья… через поле,
с диагнозом "агностик", человек

ползёт (в масштабах вечности) улиткой,
бактерией сомненья. Парадокс:
Державин, уходя, открыл калитку
в бессмертие. Пусть смерть, как стая ос,

присматривает место для укуса.
Позиции её стары, как мир.
И свержен, как оскомина искуса,
вчерашний, навевавший жуть, кумир…

Не смею приближаться с поклоненьем…
Терзай, как хочешь, по губам лупи,
но не позволь мне изучать склоненья
и времена по оттискам любви!
 

ТОМУ, КТО НЕ ЦЕЛЬ

История жизни с каждым
не новым столетьем проще:
привычно молчит о важном;
и оптом - на вес - о прочем.

А в нашем-то веке блочном
следы не оставишь дважды:
бумага не примет с ложью,
компьютер не выйдет стажем.

Стеллаж по ночам рожает
обломки Хемингуэя
и Бродского. Чары жалят,
но сыворотка скупеет

на жалкие "мне бы с ними",
и боль вдохновляет Мима.
Острее пароля - имя
того, кто не цель, а… мимо…
 

* * *

Не шевели пространство -
вдруг сократится до
шага, укола "здравствуй"?
Не поднимайся в тон

выше отметки штиля.
Спрячь под улыбку дрожь.
Нет безопасней стиля,
где ничего не ждёшь.

Чётки простых созвучий,
длинные паузы… горд.
Смертных благополучий
долго тяни аккорд.
 

* * *

Симпатия - тончайший шёлк. Мы будем
драпировать в неё остовы буден.
От вымышленных действий ждать плодов.
Любовь на срезе… множество пластов,
наш памятник физическим расправам
над всем, что было однозначно правым,
а на поверку вышло пустяком.
Когда-нибудь я стану пустырём.
И в этом положении нелепом
достигну цели - привнесенья лепты
в неверность шага, крика - тишине.
А ты… проснувшись, вздрогнешь обо мне.
 

* * *

Вам назначено на сегодня?
так летите, минуя сходни,
относительностью пространства
рвите карты минувших странствий.

Пусть луна, не мигая веком,
наблюдает за человеко-
птице-ангелом, как с экрана,
освещая меридианы...

...Опоздали?.. глотая ветер,
мир качнулся и срезал речью -
так привычно! - в подлунном свете
коньяки и потери - крепче...
 

* * *

И я пополняю ряды
бросающих за борт балласты,
Париса молю "обойди!
любовью!" но - прочь лейкопластырь

со спекшихся намертво губ,
петлю одиночества с шеи…
Всевышний, конечно, не скуп,
и некто, схватив томик Шелли,

останется здесь ночевать.
Считаю не звезды - созвучья…
Легко из себя корчевать
покойника благополучье…
 

* * *

А.Я.

Бог явился в образе мужчины -
пробовал на запах - удалась ли?
Зажигал, шепча первопричины.
Замирал от жара инсталляций…

Крепкою рукой держал за стебель,
разрывая нежность до истерик.
А кругом молчали в небо степи,
вылакав из прошлого потери…
 

* * *

Во рту - щебёнка старых фраз…
Ни съесть, ни подавиться…
Сменить чахоточный окрас?
По-бОльному влюбиться?

Причём - тем лучше, чем дурней.
В тебя - и - каждой жилкой -
врасти, охрипнув, в тину дней,
стать безнадёжной… ссылкой

к родным стихам, к чужим местам -
о, клик, о, крик, о - бедность
неутолённого - отдам!
Да так - чтоб, пряча бледность -

под гнёт дарящих слабость рук
девичьим покрывалом…
Ты мне - не муж. Не брат. Но друг
по длинному провалу.
 

* * *

А.Я.

Судьба стоит, как незрячий старец,
на перекрёстке. Возьми к себе.
Мой приглашённый на белый танец, -
нам не случиться бы! - не стерпеть…

За выдох нынче дают в подвздошье.
И зритель станет припоминать,
что он был тоже ребёнком в прошлом.
А нынче страстен по вашу мать.

Мы не выдумываем причины -
за глотку веру удержим над
безумной пропастью чертовщины.
Пусть поперхнётся циничный ад.

Я холст, натянутый, словно нервы -
ваяй мой образ, но не спеши…
Ты первый, милый, последний первый…
и от того так во рту першит…
 

* * *

Зрелость - как клинок - заходит в грудь…
Сыплются кленовые кровинки…
Мысленно: стоять! Держась за хруст
изморозью тронутой травинки…

Зрелость - как удача в спину - жах!
Мир качнулся, тронутый волною.
Что ещё не видел в небесах?
Кто ещё не маялся тобою?

Зрелость… не ходите девки за.
Малоутешительны прогнозы.
Тают одинокие глаза
зрелости - как волчьи. Волчьи слёзы.
 

* * *

А.Я.

Любимый, тишина остроконечна:
едва ли увернусь… и сушь пустыни
привычно проникает в рот, беспечно
завязывает вечный бой с простыми

словами. Чайник закипает мартом.
Налей покрепче. С бледной лунной долькой…
Когда-то я рождалась в древней Спарте.
А мир с тех пор не изменился толком.

Мы тыкались столетия, слепые,
в соски - то матерей, то обнажённых
желанных… и Богов своих лепили,
и всем напоминали прокажённых…

А двадцать первый вывернул запястья,
да так, что духи прянули в кувшины.
Поскольку чудо - здесь - по нашей части.
Любовь тихонько спит на дне кувшинки…
 

14 МАРТА

Из неправильных слов состоит мой очаг.
Да горит – не подбрасывай липу…
Архимед подарил на удачу рычаг,
идентичный недетскому всхлипу…

Ворошу Ваше сердце; замрите, любя.
Умирать от любви? Сумасшедший!
Вы умеете, друг, умирать от себя?
Бесконечно? Разумно? В прошедшем?

Дайте руку. Разглажу Ваш жизненный путь.
Не дрожите. Сама еле-еле.
Волки так же, как мы – не умеют уснуть
на Земле - в человеческом теле...
 
Hosted by uCoz